Львовский коммунист Нафтали Ботвин
В жаркий июльский день 1925 года он вышел из здания окружного суда, который находился на улице Батория (теперь ул. Князя Романа) и направился по улице Данила Галицкого в сторону площади Рынок. Невзирая на усталость после утреннего судебного заседания, он был настроен оптимистично. Думал, по-видимому, о том, что в этот раз подпольщикам конец, ведь над ними тяготеют тяжёлые обвинения в подрывной антигосударственной деятельности. Ведь недаром же его, Юзефа Цехновского, названного «королём провокаций» во всей Польше, вызывали на процесс аж из Варшавы. Кому-кому, а ему хорошо известны принципы организации и действия компартии.
Он вдруг вспомнил о недавнем покушении на него в столице, и холодок пробежал по телу. Немало изобретательности и ловкости приложил он тогда, чтобы избежать расплаты. Не беда была в том, что его разоблачили как провокатора в коммунистической организации Варшавы. Здесь, во Львове, его никто не знает, и он еще принесёт большую пользу
Вот и тесный, словно ущелье, коридор улицы Трибунальной (теперь ул. Шевская). Наконец он войдет в уютный ресторан, утолит жажду.
Улица бурлила своей обычной полуденной жизнью. Почувствовав себя в полной безопасности в самом центре города, конфидент не заметил, как сзади к нему быстро приближается худощавый, невысокого роста юноша. Ещё полшага, и он сравняется с Цехновским… Неожиданно в руке юноши блеснула сталь браунинга, и три выстрела, словно гром, раскололи июльскую жару старинного города. Отяжелевшее тело Цехновского с двумя бурыми пятнами крови, которые разлились под левой лопаткой, свалилось на тротуар.
А на следующий день львовские газеты разместили сообщение, что Юзефа Цехновского, известного агента варшавской дефензивы, который выдавал коммунистов, по приговору подпольщиков обезвредил львовский коммунист Нафтали Ботвин.
***
Нафтали Ботвин родился 19 февраля 1905 года в селе Руда-Селецкая Каменка-Струмиловского уезда на Львовщине (в настоящее время село Каменка-Бугского района Львовской области). В семье его родителей было восьмеро детей. Но не все они дожили до совершеннолетия из-за бедности и лишений, которые все время преследовали семью. Когда Нафтали было полтора года, его семья переселилась во Львов, но и здесь не нашла лучшей судьбы. Будущему революционеру еще не исполнилось и трех лет, как умер отец, и все беспокойство о детях легло на плечи матери.
Малолетний Нафтали как мог, помогал матери содержать семью. Десятилетним мальчиком продавал газеты и сигареты прохожим на львовских улицах. А когда ему исполнилось тринадцать, нанялся на фабрику, которая изготовляла коробки.
Стремясь получить профессию, Нафтали через два года идёт в науку к сапожнику Якобу Кранцу и по окончанию учебного срока с 1921 года работает раскройщиком кожи в его сапожной мастерской на ул. Казимировской, 5 (теперь ул. Городоцкая).
В рабочей среде парень проявляет большой интерес к профсоюзному движению, и принимает в нем активное участие. Уже в 1921 году он вступает в еврейский профсоюз сапожников, а также в молодежную организацию «Цукунфт». Однако националистическая идеология организации не удовлетворяет Ботвина, который стремится к интернациональному единству еврейских рабочих с украинскими и польскими рабочими. В начале 1923 года вместе с несколькими товарищами становится в оппозицию руководителям «Цукунфта». За это его исключают из обеих организаций.
Но Ботвин продолжает работать в рабочем движении. Он вступает в общий профсоюз, из которого руководство Польской социалистической партии его тоже исключает как «мятежника». Тогда он опять возвращается к еврейскому профсоюзу сапожников и портных. В 1923 году Нафтали Ботвин вступает в КПЗУ (Коммунистическая партия Западной Украины).
Один из свидетелей, который работал в одной мастерской с Ботвиным, сознался, что Нафтали на работе обращался с мастером непокорно, подговаривал рабочих, чтобы они не трудились внеурочно и требовали повышения зарплаты. То же подтверждал в своих свидетельствах и хозяин сапожной мастерской Я. Кранц, который говорил, что Нафтали участвовал в политической жизни, будоражил персонал мастерской, развивая среди рабочих вредную и опасную деятельность, вербовал их в нелегальные союзы.
Отмечаю, что свою подрывную деятельность он (Ботвин) осуществлял так осторожно, что долгое время ни в чем конкретно не мог его обвинить.
— записано в протоколе допроса свидетеля Я. Кранца.
15 апреля 1925 года юноша был отстранён от работы. Нелегко приходилось Н. Ботвину, за которым крепко утвердилась репутация «мятежника», искать работу в полукустарных предприятиях Львова, переполненного безработными. Наконец, он устраивается на фабрику сумок Хамплинга «Старый Рынок», где работал до последних дней.
В июле 1925 года секретариат ЦК КПЗУ узнал о приезде во Львов Юзефа Цехновского, который должен был выступить в качестве главного свидетеля обвинения на судебном процессе против коммунистов. Цехновский втёрся в ряды Коммунистической партии Польши и поставлял агентуре данные о её составе, деятельности, принятых решениях политической полиции. Работая в Варшаве, он в течение нескольких лет выдавал дефензиве подпольщиков. Он создал широкую сеть шпионов-провокаторов для внутреннего наблюдения за деятельностью компартии.
Интересы подпольной работы требовали немедленного уничтожения Ю. Цехновского. После разоблачения провокатора варшавские подпольщики вынесли решение о его казни. Осуществление смертного приговора над Цехновским летом в 1925 года было поручено старому члену компартии Владиславу Гибнеру и молодым коммунистам Владиславу Кневскому и Генриху Рутковскому.
Однако эта попытка коммунистам не удалась. Они выследили Цехновского на улицах Варшавы, но опытный агент вскочил в проходные ворота одного из домов, запомнил преследователей и, добравшись до ближайшего полицейского участка, направил к дому усиленный отряд полиции. После кровавого столкновения с полицаями В. Гибнер, В. Кневский и Г. Рутковский были схвачены и брошены в варшавскую цитадель, где вскоре их казнили. Но то, что не удалось осуществить варшавским подпольщикам, по договоренности с ЦК КПП взялись осуществить львовские коммунисты.
Прибыв во Львов, Цехновский остановился в Сакской гостинице на ул. Батория (теперь ул. Князя Романа) 20, неподалеку от здания окружного суда. В этой гостинице уборщицей работала одна из участниц группы наблюдения, поэтому коммунистам был известен каждый шаг провокатора. Узнали они и о том, что Цехновский питался в ресторане Нафтули Тепфера на ул. Трибунальной, 12. По пути к ресторану и было решено уничтожить Цехновского. Последним сроком покушения стал день 28 июля в 1925 года.
В донесении государственной полиции Львовскому воеводству от 22 сентября в 1925 года говорилось, что «с Ботвиным наладил контакт псевдо-Завадский», который подготовил его к покушению в психологическом и техническом плане.
Во вторник утром 28 июля Ботвин встретился с одним из своих товарищей на Высоком замке и сообщил, что готов осуществить приговор над провокатором. Получив автоматический браунинг калибра 7,65, он пошел сначала на ул. Боимов (теперь ул. Староеврейская), где побрился в парикмахерской Поллака, а потом направился на площадь Данила Галицкого ожидать Цехновского.
После того, как агент дефензивы покинул помещение суда, Нафтали сопровождал его некоторое время, пока тот не свернул на ул. Трибунальную. Тогда Ботвин приблизился к нему на расстояние в полшага и трижды выстрелил. Это случилось в 13:45.
Убедившись, что пули попали в цель, Ботвин начал убегать, но вскоре был задержан двумя полицаями, которые кинулись вслед за ним из площади Рынок.
«Мы договорились с Сабиной Шац, — писал в своих воспоминаниях М. Теслюк, — что 28 июля она вместе со своей группой будет на месте события и в полтретьего явится на свидание со мной на ул. Романовича (теперь ул. Саксаганского) и расскажет, как и что было. Так и случилось. Увидев Сабину с гвоздикой на груди, я понял, что приговор над Цехновским выполнен».
Арестованного Ботвина допрашивали в течение пяти дней в полицейском комиссариате на ул. Яховича (теперь ул. Академика Романа Кучера). Пытками полиция пыталась добиться от него признания, что КПЗУ стала на путь террора против польских властей. Это открывало широкие возможности для распространения репрессий против коммунистов. Но на первом же допросе он заявил, что покушался на Ю. Цехновского из «идейных побуждений, поскольку является коммунистом, и застрелил его как провокатора». В донесении политической полиции Львова к президиуму дирекции полиции Львовского воеводства от 29 июля в 1925 года отмечалось, что Н. Ботвин не желал «прояснить любые подробности как относительно самой коммунистической партии, так и её членов».
2 августа в 1925 года подпольщика перевезли к тюрьме при окружном суде, где 5–6 августа дело Н. Ботвина рассмотрел судебный трибунал. Суд приговорил Нафтали к казни через повешение. Приговор должен был быть выполнен в течение двух часов. Однако из-за отсутствия палача революционера решено было расстрелять.
Защитники Ботвина послали тогдашнему министру юстиции Польши Войцеховскому телеграмму с просьбой смягчить приговор, но его оставили в силе.
Последние часы перед казнью Нафтали провел в одиннадцатой камере львовских «Бригидок», так называемой «келье смерти». Попрощавшись с матерью, сестрами и старшим братом, Нафтали вышел в тюремный двор, где его уже ожидали солдаты во главе с офицером, председатель суда и адвокаты. Из камер послышалась мелодия «Интернационала».
«Да здравствует социалистическая революция!» — были последние слова Нафтали Ботвина, которые утонули в ружейном залпе. Это случилось 6 августа в 1925 года в 13 часов 15 минут.
Во время следствия над Н. Ботвиным и после его гибели полиция арестовала около двадцати коммунистов Львова. В конце 1925 году состоялся судебный процесс «ботвинцев», десять из них были приговорены к разным срокам заключения — от 10 месяцев до 5 лет.
Сразу же после ареста Нафтали преследования польских властей упали и на семью Ботвина. Семья казненного коммуниста в течение четырёх месяцев скрывалась по селам, пользуясь помощью крестьян и
Власти Львова ожидали коммунистических манифестаций в связи с расстрелами Н. Ботвина, В. Гибнера, В. Кневского и Г. Рутковского. 23 августа в 1925 года комендант львовской полиции Торвинский приказал всем полицейским комиссариатам города не допустить распространения листовок и вывешивания транспарантов, а также усилить патрулирование улиц, особенно ночью.
В 1925 году в ночь с 15 на 16 августа на киосках и улицах Львова были расклеены и разбросаны листовки, а на крыше одного из домов на ул. Угольной подпольщики подняли красное знамя с надписью:
За смерть Ботвина отомстит рабочий класс.
