АгитПечь Перевод
989
Время чтения ~ 5 минут

The New York Times: «Чернобыль» — фильм-катастрофа

28 октября 2019 года

Весной 2019 года чернобыльская катастрофа очередной раз напомнила о себе всему миру — телеканал HBO показал мини-сериал «Чернобыль», посвященный тем трагическим событиям. Лента мгновенно получила высшие рейтинги и культовый статус как на Западе, так и у нас.

В то же время «Чернобыль» породил несчётное количество «холиваров» — яростных интернет-споров. В защиту и против сериала были написаны километры текстов, отсняты сотни часов видеороликов. И хотя сейчас комментарии утихли, эта тема всё так же жива. Как происходящие под саркофагом химические реакции, этот сериал отравляет жизнь и историю человечества.

Для того, чтобы убедиться, что при капитализме «никакой пропаганды нет», всё честно и правдиво, предлагаем вам непредвзятый взгляд со стороны, от американского журналиста The New York Times Майка Хэйла.

«Чернобыль» — фильм-катастрофа

Пятисерийный мини-сериал «Чернобыль» берёт историю о реальной катастрофе и превращает её в скрипучий и обычный фильм-катастрофу.

Как воплотить на экране большую катастрофу? Чернобыльская ядерная катастрофа 1986 года — тема, наполненная захватывающими деталями и историческим и научным смыслом. Но как история она сложна для охвата — растянутая и без конца повторяющаяся, зависящая от скрытых особенностей физики и техники, отмеченная бездействием и крупномасштабным действием, которое заканчивается ничем.

«Чернобыль», мини-сериал из пяти частей, начинающийся в понедельник на канале HBO (совместно с британской сетью Sky), использует то, что вы можете назвать советским методом повествования. Хотя это полный абсурд, ведь один из посылов сериала заключается в том, что советские методы не работают. Но вот что мы имеем: навязывание упрощенного повествования прошлого, искажение событий с целью создать плоских героев и злодеев, до крайности обобщенный символизм.

Безусловно, приёмы советской пропаганды очень схожи с приёмами Голливуда. Вот и в «Чернобыле» сценарист Крейг Мейзин (вторая и третья части «Мальчишника») и режиссер Юхан Ренк берут это беспрецедентное для истории человечества происшествие и превращают его в скрипучий и заурядный, а также затянутый больше обычного фильм-катастрофу.

Мейзин, создатель сериала, начинает рассказ (после короткого пролога) с момента после взрыва, уничтожившего новейший из четырех реакторов Чернобыльской АЭС, расположенной на территории нынешней Украины. Это дезориентирующая, неотразимая последовательность — как и операторы станции, мы не знаем, что сейчас произошло, и мы беспомощно следуем за ними, когда они сквозь пылающие обломки на безуспешные задания, поглощая огромные дозы радиации, которые убьют их за недели.

Оттуда шоу продвигается затянутыми эпизодами, демонстрируя зрителю знакомые основные моменты чернобыльской истории. Формируется правительственная комиссия, эвакуируется моногород Припять, а пожарные и инженеры в ужасных муках гибнут в радиационном отделении московской больницы № 6. Солдаты и рабочие, призванные со всего Советского Союза, берутся за ряд смертельно опасных миссий, ставших впоследствии легендарными: открытие запорных клапанов под ядром реактора, рытьё тоннеля под реактор для охлаждения расплавленного радиоактивного топлива, очистка крыши третьего энергоблока.

Мейзин подводит к финалу искусным образом: используя показания суда над руководителями завода как способ вернуться назад во времени, рассказывает о начале истории, неудачных испытаниях безопасности, приведших к взрыву. Но сцена не имеет той силы, которая должна была бы быть, потому что, как и многое из того, что мы видели раньше, она переносит выдуманную вольность за рамки в вымысел и мелодраму.

В поисках трагического героя, вокруг которого можно построить историю, Мейзин выбрал физика-ядерщика Валерия Легасова (Джаред Харрис) — отчасти, возможно, потому, что чернобыльский опыт привел того к самоубийству. Ключевым образом вовлечённый в ликвидацию последствий катастрофы, Легасов был в основном хорошим аппаратчиком, отстаивал линию партии, доказывая, что к взрыву привела ошибка оператора, а не недостатки в конструкции советского реактора

Легасов отрекался от своего заявления перед смертью в различных интервью, ставших возможными благодаря быстрому прогрессу перестройки Михаила Горбачева. В «Чернобыле», однако, Мейзин ставит Легасова на место свидетеля на суде и, рисуя абсолютную выдумку, вкладывает в его уста речь осуждения советского угнетения и замалчивания, после чего его отводят в заднюю комнату КГБ.

Трансформация Легасова в дерзкого разоблачителя и мученика, сопровождающееся апофеозом в зале суда из фильма «Убить пересмешника», является лишь одним из примеров склонности сериала к голливудской напыщенности — показать нам вещи, которых не было. Работники, которые вызываются добровольцами и входят в здание реактора, чтобы открыть водяные клапаны, делают это в стиле «Спартака» — торжественно вставая и произнося свои имена. Шахтеры, привезенные для раскопок под раскаленным ядерным ядром, глумятся над радиацией, работая нагишом. В течение нескольких дней после взрыва из реактора вырывается высокий столб чёрного дыма, а не маленькие облачка белого пара, как это было в реальной жизни.

Самая большая и притянутая за уши выдумка — создание вымышленного персонажа, белорусской женщины-ученого, которую играет Эмили Уотсон. Она фиксирует подозрительно высокие показатели радиационного фона в Минске и, как по волшебству, нелепейшим образом перетягивает историю на себя. На протяжении всего сериала она вездесуща: имеет влияние на следственную комиссию, сидит на совещаниях с Горбачевым, вторгается в правительственные архивы, беседует с инженерами на больничных койках, в одиночку раскрывает загадочную историю неисправного реактора. (Если Мейзин хотел разбавить историю, в которой доминировали мужчины, выдающимся женским персонажем, то почему он обошел вниманием Марию Проценко — архитектора, спроектировавшего Припять и руководившего эвакуацией населения?)

Все пять часов Мейзин ставит галочки напротив большинства относящихся к катастрофе фактов. Но его дешевые сценические постановки — в том числе уморительные моменты, где Борис Щербина (Стеллан Скарсгаард), заместитель председателя Совета Министров СССР, отвечающий за энергетику, задает вопросы наподобие «как работает ядерный реактор?», чтобы Легасов мог объяснить это нам — отвлекают от настоящей трагедии катастрофы. Так же, как и постоянное чувство близящейся беды, подкрепленное жужжащими гейгеровскими шумами в саундтреке, или засилье советских стереотипов о мужественно переносящих невзгоды и равнодушных к радостям жизни крестьянах и угрожающих властных людях.

В то время, когда документальные мини-сериалы, вероятно, являются самой сильной и интересной областью телевидения, очень жаль, что Алекс Гибни или Эми Берг не попали в Чернобыль первыми.

Источник