Манёвры фальсификаторов

Сегодня в моде патриотизм. Вчерашние ненавистники нашей Родины вдруг стали изъясняться в любви к ней, стали выступать против искажения и фальсификации истории.  Например, в начале декабря 2018 года один из постоянных авторов интернет-газеты «Столетие» — Валерий Бурт разразился своей очередной статьёй «Но подвиг-то был!», в которой рассказал (ссылаясь на статью министра культуры РФ Мединского) об «открытии» подвига 28 панфиловцев в ноябре 1941 года. В своей статье Валерий Бурт, разбирая «противоречивую» информацию о событиях военных лет, приходит к выводу, что подвиг 28 панфиловцев всё-таки был, и выносит этот вывод в заголовок, добавляя к нему утверждающий восклицательный знак. То, что подвиг был — для нас, потомков советского народа, совершенно очевидно. То, что панфиловцы не пожалели своих жизней для того, чтобы мы могли родиться и могли жить — это истина, которая была бесспорна для советского народа, осталась бесспорной и для основной массы наших современников. Но для таких писателей, как Бурт, для таких государственных деятелей, как министр культуры РФ Мединский, это оказалось некой исторической теоремой, которую им приходится доказывать. Валерий Бурт, в завершение своей статьи, сетует на то, что бороться с фальсификациями истории трудно, поскольку «очень многие факты скрыты», «безвозвратно утрачены», «многие документы попросту не разобраны». Но действительно ли архивные трудности препятствуют разоблачению исторических фальшивок, и действительно ли такие публицисты, как Бурт, являются добросовестными борцами за историческую правду? Статьи, которые регулярно публикует этот господин на «полях» интернет-газеты «Столетие», свидетельствуют о том, что перед нами не борец за правду, а матёрый фальсификатор истории.

Так, в очерке В. Бурта «Россия неслась в пропасть…», посвящённом Февральской революции 1917 года, утверждается, что продовольствия, в частности хлеба в Петрограде было в избытке, и недостаток еды возник из-за распространения панических настроений обывателей, которые, выходя с покупками из лавки, вновь вставали в очередь за хлебом в эту же лавку, а рабочие вообще непонятно для чего ходили в лавки, так как их в изобилии снабжали продуктами на заводах и фабриках. Эта лживая небылица подводит читателя к мысли, что хлеб в Петрограде исчез внезапно. В действительности продовольственный кризис начал развиваться задолго до Февральской революции, ещё в 1915-1916 годах, и к февралю 1917 года достиг своего апогея. Государственный аппарат самодержавия в 1914-1915 годах для обеспечения армии изымал из оборота, путём закупок, гигантское количество хлеба, создавая его дефицит для тыла. Возникший продовольственный кризис вынудил царские государственные органы осуществлять закупку хлеба для населения тыла. Но беспрецедентный масштаб такой заготовки обернулся неспособностью самодержавия осуществить её на практике. Прежде всего, царизм элементарно не мог вывезти хлеб, поскольку неразвитая  транспортная система, перегруженная военными перевозками, оказалась на грани коллапса. Достаточно сказать, что удаленный от хлебных районов Петроград (почти 80% хлебных грузов для столицы преодолевало 1000 км и более) в январе 1917 года получил ржаной муки, вместо требуемых 32 вагонов в сутки, всего от 1-2 до 21 вагона в сутки, что в совокупности составило 50% от нормы снабжения. К тому же на неразвитую и перегруженную транспортную систему царской России негативно влиял топливный кризис, в результате которого страна вынуждена была закупать уголь в Англии! Но главная причина продовольственного кризиса заключалась в том, что хлебный рынок находился в руках помещиков и торговой буржуазии, которые не собирались ограничивать свои классовые аппетиты и делали всё, чтобы рабочие и трудящиеся покупали хлеб втридорога. Не внезапное исчезновение хлеба, не безосновательная паника, а длительный, усиливающийся продовольственный кризис, выразившийся в дороговизне и недостатке продуктов для рабочих (но не для буржуазии) — вот основной повод к начавшимся забастовкам в феврале 1917 года. Другие важнейшие факторы революции — такие, как непомерная эксплуатация, ухудшение сверх меры положения рабочих, угроза физического уничтожения в империалистической бойне в статье В. Бурта благополучно «забыты» и вычеркнуты из истории.

Далее, Бурт фальсифицирует действия Николая II, полиции, войск и действия митингующих рабочих, представляя дело таким образом, что последний царь, его полиция и его войска предстают добрейшими и славными парнями, а рабочие, напротив, злобными и жестокими людьми, убивающими полицейских, бросающими в них гранаты, сжигающими полицейские участки. Бурт, не смущаясь, придумывает сказку о том, что приказ Николая II о «прекращении беспорядков в столице» не был выполнен, и войска не стреляли в демонстрантов. В действительности Николай Кровавый, вопреки навязываемому православной церковью мифу о его гуманизме, повелел своим слугам расстрелять рабочие демонстрации и тем самым прекратить «беспорядки». Так, и только так, возможно трактовать телеграмму «страстотерпца» о «прекращении беспорядков в столице». Неудивительно, что командование военно-полицейских сил столицы расценило такое «повеление», как приказ о повсеместном и обязательном применении расстрелов демонстраций. Когда командующий Петроградского военного округа генерал Хабалов 25 февраля на вечернем совещании военно-полицейских сил зачитал карательную телеграмму царя, то присутствующие командиры воинских частей и полицейских подразделений одобрили и приветствовали это повеление самодержца. При этом надо отметить, что расстрелы рабочих демонстраций начались днём раньше — 25 февраля, когда войска стреляли в рабочих на Невском проспекте у Городской думы и у Казанского собора. Но после приказа Николая II, который, по словам Бурта, выполнить «уже невозможно», начинается настоящая кровавая «баня» для петроградского пролетариата. Особенно интенсивная стрельба велась на Невском проспекте у здания городской думы и на Знаменской площади (ныне площадь Восстания). Именно части лейб-гвардии Павловского и лейб-гвардии Волынского полков, которые расстреливали рабочих в этих районах, позже стали застрельщиками солдатского восстания в Петрограде.

К сказке о наивном и добром «страстотерпце» Николае II обязательным приложением идёт сказка о «революционной» Государственной думе и «революционере» Керенском. Бурт повторяет широко известную фальшивую речь Керенского с трибуны думы о якобы призывах к свержению самодержавия и физическому устранению царя, которую Керенский сам выдумал в 1966 году. Его действительная речь, произнесённая 15 февраля 1917 года, не содержала (и не могла содержать) призывов к свержению самодержавия и тем более — призывов к физическому устранению царя. В этом можно легко убедиться, прочитав стенограмму выступления Керенского в сборнике «Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней».

В своей следующей статье «Жизнь за царя» Бурт продолжает представлять рабочих Питера озверелой бандой, бессмысленно убивающей не только полицейских, но уже и женщин, и детей. В этих «исторических» потугах ему помогает известный пособник США в «холодной войне» против СССР — Солженицын. Он, как и Бурт, в своих исторических изысканиях использует исключительно показания потерпевших поражение в 1917 году белогвардейцев, использует с единственной целью — создать кровожадный образ рабочих и крестьян и опорочить революционный 1917 год.

Валерий Бурт тиражирует ещё одну фальшивку, когда утверждает, что казак Макар Герасимович Филатов зарубил пристава Крылова на Знаменской площади, якобы за то, что пристав пытался отобрать красный флаг у демонстрантов. Само убийство Бурт описывает, цитируя Солженицына:

И толпа заревела ликующе, махала шапками, платками: «Ура-а казакам! Казак полицейского убил!» Пристава добивали, кто чем мог — дворницкой лопатой, каблуками…

Так этот эпизод подают антисоветчики, но участник этого события унтер-офицер Волынского полка Любинский опровергает эти домыслы:

Жандармский пристав Крылов, в распоряжение которого нас прислали, подскочил к казакам. Скомандовал стрелять. Казаки не двинулись. Крылов размахнулся и ударил по щеке правофлангового казака. Рядом стоял Филатов. Он выхватил шашку и одним ударом срубил приставу голову.

Е. Ефремов. Подвиг на Знаменской.
Нева, 1962, №2, стр. 218-219.

Пристав Крылов был непосредственный руководитель всех карательных акций против митингующих рабочих на Знаменской площади 23, 24 и 25 февраля, пока его не зарубил подхорунжий Филатов. Зарубил именно как убежденного карателя, а не в результате какого-то случайного эпизода.

Такого же цепного пса самодержавия рабочие отправили в больницу при столкновении у Литейного моста. Это ещё одна «горячая» точка февральских уличных боёв, поскольку Литейный мост охраняли усиленные заслоны полиции и войск, преграждая рабочим Выборгской стороны выход в центр столицы. Здесь усердствовал полицмейстер Выборгской стороны полковник Шалфеев. 25 февраля в своей злобе и ненависти к рабочим он так увлёкся, что оторвался от своих же карателей и остался один среди демонстрации. Ни казаки, ни солдаты, ни полиция, стоявшие в заслоне, не рискнули броситься в гущу демонстрации и спасти Шалфеева. В итоге он был доставлен в больницу и дальнейшая его судьба не совсем понятна.

Бурт называет пристава Крылова первой жертвой среди «правоохранителей», но почему-то стесняется назвать вообще первую жертву революции — неизвестную женщину-работницу, которую полиция застрелила во время демонстрации рабочих на Петроградской стороне ещё 24 февраля. А 25 февраля, раньше, чем подхорунжий Филатов зарубил пристава, подпоручик лейб-гвардии Финляндского полка Иосс на территории Трубочного завода застрелил безоружного слесаря Ивана Дмитриева. Примерно в одно время с событиями на Знаменской площади солдаты Преображенского полка и спешившиеся драгуны расстреливали рабочую демонстрацию у городской думы. Убитых и раненых заносили в думу во время заседания городских думцев. Эти жертвы Бурт и Солженицын предпочитают не замечать, поскольку они не вписываются в их сфабрикованную историю.

Бурт говорит неправду, когда утверждает, что командующий Петроградским округом генерал Хабалов удалил с улиц полицию и оставил против демонстрантов одни войска. При обострении ситуации планом по охране Петрограда был предусмотрен переход руководства по подавлению демонстраций от полиции к воинским чинам, не более того. Никакого удаления полиции с улиц не было и в помине — войска и полиция продолжали совместный террор против рабочих на улицах столицы, только уже под руководством не полицейских, а воинских начальников.

Бурт, прочитав воспоминания бывшего градоначальника генерала Балка о разгоне «толпы» всего лишь десятью конными городовыми, умиляется «способностями» карателей. Но это было, по воспоминаниям самого же генерала, 23 февраля, то есть в самом начале революции, когда борьба рабочих велась на заводских окраинах Питера и ещё не выплеснулась со всей мощью и упорством на центральные улицы столицы. Но спустя всего день — 24 февраля — борьба на улицах приобрела совсем другой накал, и полиция вынуждена была констатировать это в своих сводках. К примеру, около часу дня 24 февраля рабочая демонстрация численностью примерно 3000 человек ступила на Казанский мост Невского проспекта и сразу же была атакована полусотней казаков 1-го Донского казачьего полка, двумя взводами 9-го кавалерийского полка и ещё одной сотней 1-го Донского полка, которые пытались разогнать рабочих. Два часа пытались 200 вооруженных всадников разогнать «толпу», но в итоге этого противостояния пролетарская колонна… увеличилась до 5000 человек. Несмотря на то, что Казанский мост рабочие перейти не смогли, они, тем не менее, организованно и в полном составе отправились на Садовую улицу. Об этих случаях лживый генерал Балк в эмиграции предпочитал не вспоминать, помалкивает об этом и «наш» мифотворец Бурт.

В своём стремлении представить самодержавие и полицию безобидными жертвами, Бурт доходит до того, что изобретает совершенно новую расстановку пулемётов в Петрограде. Оказывается, пулемёты были расставлены только на крышах домов «между Невой и Обводным каналом» для борьбы с возможными немецкими аэропланами, и когда начались «беспорядки», то стреляли из них не полицейские, а солдаты. Между тем факты пулеметной стрельбы по рабочим и восставшим солдатам, кроме центра столицы, были засвидетельствованы на Выборгской стороне, Охте, за Нарвской заставой, на Васильевском острове и на Петроградской стороне. Стреляли из ручных пулемётов, явно не предназначенных для противовоздушной обороны. Ложный след о «противоаэропланных батареях» придумал генерал Хабалов на допросе Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 22 марта 1917 года, пытаясь уйти от ответственности за свои карательные действия.

Что касается солдат, то они действительно стреляли по демонстрантам, но стреляли до 27 февраля и стреляли по приказу и под руководством офицеров. Например, офицеры  Волынского полка расположили своих солдат с пулеметами в Знаменской гостинице (Знаменская площадь) и приказали вести огонь по находящимся на Невском проспекте демонстрантам. В то время как солдаты пытались привести пулемёты в негодность, офицеры проявили бдительность, заставили исправить пулеметы и вести  стрельбу по рабочим. Но это было до начала солдатского восстания 27 февраля. Основная же стрельба из пулемётов по революционным рабочим и солдатам была 27 и 28 февраля, и она велась исключительно силами полиции, причём не только с крыш домов и церквей, но и в укреплённых засадах, расположенных в двух- и трёхэтажных зданиях.

Валерий Бурт придумывает, что в революционном Петрограде «озверелая чернь» занималась охотой за городовыми, жестоко издевалась над ними и затем убивала. Помощниками для обоснования таких баек являются проверенные в своей ненависти к простому народу различные графья, бароны и полковники царизма.  Под «чернью» господа врангели, бурты, солженицыны и прочие понимают простых рабочих и трудящихся, которые боролись с полицией, расстреливающей народ из пулемётов. Только по имеющимся свидетельствам, 27 февраля можно говорить о не менее чем 21 пулеметной засаде в Петрограде, а 28 февраля количество засад возрастает до 41. Кроме этого, в столице имелись очаги сопротивления отдельных воинских частей и офицеров, а также разрозненные боевые столкновения с остатками царизма. То, что Бурт пытается выдать за кровожадную охоту, на самом деле является борьбой и окончательной ликвидацией сопротивления самодержавия.

Самое активное и упорное сопротивление оказала царская полиция, поэтому вполне понятно, что она приняла на себя основной удар революционных боевых отрядов рабочих и солдат. Но Бурт обманывает читателя, говоря о том, что полиция потеряла в Петрограде в Февральскую революцию «около двухсот полицейских» убитыми. Потери полиции составили 61 человек, зато рабочих было убито 106 человек, солдат и матросов 87 человек, студентов и курсисток 28 человек, непролетарских трудящихся 92 человека. Таким образом, эти неполные данные свидетельствуют о не менее чем 313 убитых простых трудящихся против 61 полицейского, то есть потери революции составили более пяти человек на одного царского слугу. Потери простого народа Бурту неинтересны, он спешит поведать нам, как наследники царизма — современная власть РФ — проводит в 2008 году день памяти на Марсовом поле по погибшим полицейским, проводит на могиле тех людей, которых эти полицейские убивали. Современная власть РФ в лице МВД, МЧС, какого-то неведомого «Российского-Имперского Союза-Ордена» и, конечно же, православной церкви почтили память убийц на могиле их жертв, осквернив, тем самым, могилу и память погибших.

Но есть другая Россия, которая менее помпезно, без молебнов и православных крестов, вопреки клевете и наветам помнит о своих революционных традициях и отдаёт дань революционерам, не пожалевшим своих жизней. В 2018 году на одной из могил Марсового поля была установлена скромная табличка в виде флага СССР с надписью: «Никто не забыт. Ничто не забыто».

Однако вернёмся к основной теме. Бурт в своих антиисторических статьях завирается до курьёза: оказывается, мятеж учебной команды запасного лейб-гвардии Волынского полка произошёл… на Знаменской площади! Любой школьник знает, что Волынский полк восстал у себя в казарме в Виленском переулке, в доме №15. Восстание вспыхнуло рано утром, и до Знаменской площади 27 февраля ни начальник учебной команды штабс-капитан Лашкевич, ни первая рота учебной команды не дошли. Бурт продолжает лжесвидетельствовать, когда обвиняет старшего унтер-офицера Тимофея Кирпичникова в убийстве штабс-капитана Лашкевича. Капитана убил не Кирпичников, и это было известно уже в 1917 году; кстати, более поздние исследования также не подтвердили причастность Кирпичникова к самому убийству. Временное правительство, чтобы предстать в глазах солдатских и рабочих масс революционной властью, вынуждено было чествовать Кирпичникова, но чествовали его не за убийство капитана, а как командира первой революционной воинской части.

В своей следующей статье под названием «Символ российской драмы», посвящённой 1917 году, Бурт рассказывает об «Авроре» и её роли в 1917 году. В этой статье также не обошлось без подтасовок, которыми в изобилии потчует читателя автор. Он обвиняет матросов «Авроры», которая стояла на ремонте, в «элементарном безделье», в то время как в действительности часть команды была переведена работать в заводские цеха Франко-Русского завода, а другая часть команды помимо несения вахты была прикреплена к бригадам рабочих, которые вели ремонт на самом крейсере. «Элементарным бездельем», пожалуй, страдали только офицеры корабля, которые заперли оружие от своих же матросов.

Валерий Бурт представляет командира крейсера Никольского безобидной овечкой и жертвой обстоятельств. «Каперангом» называет Бурт Никольского, используя морской сленг, но забывает при этом сленг матроской массы начала XX века — «дракон». Именно так называли матросы таких надменных тиранов, как Никольский и его старший помощник Агронович. Не по какому-то недоразумению, а осмысленно «дракон» Никольский содержал в корабельном карцере трёх революционных рабочих, а когда их повели по палубе, то среди комнады разнёсся слух, что их ведут на расстрел, а это значит, что хорошо знавшие своё начальство матросы допускали возможность расстрела рабочих «драконами» крейсера.

Выбежавшие на палубу матросы потребовали отпустить рабочих, но «дракон» Никольский, достав оружие, хладнокровно застрелил одного — своего же безоружного матроса Осипенко, и ранил другого. Действия командира крейсера поддержал «дракон» Агранович, также открывший стрельбу, и кондукторы, которые навели на матросов пулемёты. Команда вынуждена была скрыться в трюмах, а Никольский вызвал войска, которые оцепили крейсер. Бурт невразумительно мямлит об «интуитивной» стрельбе Никольского по своим матросам и спешит в очередной раз соврать, что якобы Никольский решил не вызывать в помощь войска. Совсем наоборот. Войска он вызвал, да только утром 28 февраля оцепление снялось и ушло, и это обстоятельство воодушевило команду и встревожило «дракона» Никольского.

Подошедшие к «Авроре» рабочие побудили матросов к действию — матросы захватили пулемёты на переднем и заднем мостиках, разоружили офицеров. К этому времени рабочие взошли на палубу, преодолев караул, и соединились с матросами. «Драконов» Никольского и Агроновича вытащили из кают и спросили о том, признают ли они революцию. Несмотря на угрозу жизни, Никольский не смог преодолеть в себе отвращение к своему же народу: называл матросов и рабочих изменниками, революцию не признал, красное знамя в руки не взял. Разъярённые матросы хотели его убить здесь же, но решили не марать «драконьей» кровью палубы и повели в Таврический дворец, но на трапе машинист Брагин застрелил Никольского (а не Аграновича, как выдумывает Бурт). Агранович же, видя смерть своего командира, потерял самообладание и стал уверять всех о своём нейтралитете, но один из матросов ударил его штыком, однако, рана оказалась не смертельной и Агронович выжил. Очевидно, что двух «драконов» покарали не за отказ признать революцию или нести красное знамя, а именно за убийство матроса Осипенко и их вполне определённое намерение убивать дальше восставших матросов; добавим, что из остальных офицеров крейсера больше никто не пострадал.

Остановимся на этом и подведём итоги прочтения «исторических» статей Валерия Бурта. Февральская революция у него начинается с того, что разнообразные (в этом вопросе у Бурта, как у уважающего себя фальсификатора, наблюдается «плюрализм») злые силы изъяли хлеб из столицы. После чего озлобленные «толпы» взбунтовались, добрый «Государь» проявил наивность и милосердие, а коварные «революционеры» из думы организовали революцию. В итоге на свободу вырвался «хам» (ещё варианты: «чернь», «быдло») со своими животными инстинктами и «прекрасная и цветущая» царская Россия «понеслась в пропасть». Фактами для такой истории служат, как правило, эмоции из мемуаров белоэмигрантов. В такой «истории» нет места объективным причинам революции: невыносимое обнищание трудовых масс, ускоренное империалистической войной; непомерная эксплуатация капиталом рабочих; помещичий гнёт крестьянства; подавление самодержавием трудящихся и лишение их элементарных человеческих прав. Такая «история» помалкивает о том, что в ходе развития революции самодержавие испробовало весь имевшийся в его распоряжении репрессивный арсенал, все средства для подавления эксплуатируемых, но борьба рабочих с царизмом обернулась переходом войск на сторону пролетариата и уничтожением самодержавия сначала в столице, а затем во всей России. В такой «истории» нет места творческому началу рабочих и крестьян, в ней не написано, что Февральская революция не просто свергла царя, но и ещё образовала новый орган власти — Совет рабочих и солдатских депутатов, рабочую Красную Гвардию, районные Советы, фабрично-заводские и армейские комитеты. Фальсифицированная история буртов, солженицыных и прочих «историков» выхолощена и превращена в убогий примитив, который используется как оправдание реставрации капитализма в СССР.

Валерий Бурт в своих статьях о революционном 1917 годе, предстаёт законченным, осознанным, злостным фальсификатором истории, который намерено вводит в заблуждение массы читателей. Но, однако, в статье о 28-ми панфиловцах он вдруг выступает как борец с историческими фальсификациями. Такая метаморфоза не случайна и не ошибочна — сама жизнь заставила Валерия Бурта и таких как он антисоветчиков прекратить тотальное очернение нашей истории, нашей страны и нашего народа. Такая метаморфоза свидетельствует о невозможности далее искажать историю нашего народа и нашей страны, свидетельствует о полном крахе всего идеологического навета, который распространялся с «перестройки» и до наших дней реставраторами капитализма. Несмотря на дикий идеологический прессинг, которому подвергалось советское, а затем и российское общество в течение 30 лет, антисоветские мифы отвергнуты трудящимися России, то есть подавляющим большинством народа. Сегодня уже невозможно повторять геббельсовскую абракадабру о потерянных годах Советской власти, о тирании Советской власти над собственным народом и, тем более, невозможно повторять о равенстве фашизма и коммунизма. Сегодня очернять победу советского народа в Великой Отечественной войне — это значит оказаться в одной компании с «либералами», то есть оказаться в изоляции от народа. Поэтому вся свора вчерашних очернителей и фабрикантов клеветы на Советский Союз начала «перестраиваться» и маневрировать, начала «борьбу» против фальсификации истории, начала «отмывать» и «восстанавливать» ею же оклеветанную и измазанную историю нашей страны и нашего народа. Невозможность дальнейшей оголтелой, огульной и безоглядной идеологической атаки на советский период истории нашей Родины — вот причина идеологического манёвра фальсификаторов.

Но фальсификаторы не были бы фальсификаторами, если бы даже в этом манёвре не остались фабрикантами очередной лживой «истории». Ныне этими фальсификаторами из победы над фашистской Германией усилено вычёркивается всё советское, всё социалистическое, всё коммунистическое и формируется миф об исконно присущих «русскому миру» качествах и условиях, способствовавших победе над таким сильным и опасным противником, как нацистская Германия. Это «исконное», «русско-мировское» (если так можно выразиться) связано не с трудящимися, не с народом, а с царизмом, с помещичье-буржуазными классами России, которые потерпели крах и привели страну к катастрофе в гораздо менее страшной, в гораздо менее напряжённой первой мировой войне. Словом, борьба фальсификаторов против «искажений в истории» рождает новые, более изощрённые искажения, направленные на обман простых трудящихся России. Надо быть бдительным.