Достоевский про современную Россию

Подмененный царь, Александрушка,
Лиходей земли нашей русския,
А зачем ты нас обманул-надул,
Вместо волюшки в кабалу отдал?

Н.П. Огарев
1869

Великая русская литература тотально антибуржуазная, антикапиталистическая. Контрреволюцию в СССР по отношению к коммунистическому идеалу отцов и дедов считают предательством, но это буржуазное ярмо с гремушками, обуржуазившаяся Россия, является предательством и по отношению к антибуржуазному идеалу великой русской литературы. Мыслимо ли теперь, чтобы великая русско-советская литература преподавалась в обуржуазившейся школе? Нет, немыслимо. Преподавать такое — всё равно что точить лезвие антибуржуазной гильотины. То, что эта литература до сих пор там — общественное безумие, злая ирония и насмешка истории. Но не ошибка, история не ошибается.

Критически настроенный читатель немедля продекларирует, что такое общественное безумие — родовая черта классового общества, в нашем случае — капитализма. Если отвлечься от чисто российских особенностей, которые накладывает контрреволюция, то в целом — да, такое общественное безумие (или самого гнусного рода лицемерие) пронизывает всякое капиталистическое общество. Вот как про это, относительно школы, написал шотландский психиатр Рональд Лэйнг: «В обществе, где соперничество за основные продукты культуры есть стержень любого действия, люди не могут быть научены любить друг друга. Таким образом, становится необходимым учить детей в школе тому, как ненавидеть, не показывая, что это происходит, ибо наша культура не вынесет мысли, что дети должны ненавидеть друг друга». Ненавидеть, не показывая, что это происходит. Русская литературная классика, со всей ее нравственной правдой, как бы выступает фиговым листком для совсем не эллинистической фигуры коллективного российского буржуа.

В пику коммунистам могут сказать, что великая русская литература была, как правило, религиозной. На это следует возразить, что ее религиозный идеал по существу предвосхищал коммунистический гуманизм, и всякую религиозность и церковь, освящающие собой буржуазность, на дух не переносит; подобно протокоммунизму русской общины, о которой толковал Маркс: при определенных условиях «русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития», в известном смысле минуя капиталистическую стадию (к сожалению, в начале XX века русская община совсем почти разложилась под давлением капиталистических отношений). Карл Маркс, кстати говоря, даже выучил русский язык, особенно он ценил Пушкина, Гоголя и Щедрина. Конечно, марксизм преодолел наивные представления утопического, в том числе религиозного, коммунизма, но важно, что это всё равно были коммунистические представления. Критика великих русских писателей в отношении коммунистов марксистами должна восприниматься как дружественная, не вся их критика была несправедливой, а некоторые предупреждения оказались правдивыми.

Если бы юная буржуазная поросль возненавидела русскую классику, как и советскую, то она сделала бы это вполне в согласии со временем, и не стоило бы ее сильно в этом винить. Даже можно было бы и оправдывать ее ненависть к предательству их отцами и дедами собственных идеалов. Хотя та же литература склоняет к прощению — они ее не ведают и потому ненавидят; а как же им ведать, ведь они тогда сами стали бы антибуржуазны. Может быть, станут. Могут сказать нам еще, что не все такие ненавидящие. Конечно, не все, хотя ведь пока еще не все, и пишем потому, что не все такие, а чтобы таких меньше стало — даже скорее именно поэтому — мы и пишем, а вы, надеемся, читаете.

Но что же, собственно, непосредственно по теме нашей статьи, про современную буржуазную Россию? Посмотрим на нее пристально, но кратко, прямо, открыто и без окольных путей.

Потребность в добродетели в современной России неугасима. Российский олигарх, официозный буржуа или интеллигентный охранитель буржуазного отечества, с дипломатом или без оного, но обязательно в костюме с галстуком, серьезен, солиден и даже часто умиляется сердцем, так что непонятно, почему даже до сих пор он так ужасно чего-то трусит, несмотря на все вооруженные подразделения и гвардии, за которые Иванушка-дурачок так дорого платит. Ухватить фортуну и иметь как можно больше вещей — это обратилось в самый главный кодекс нравственности, в катехизис россиянина. Это и прежде было, но теперь — теперь это имеет какой-то, так сказать, священнейший вид. Может быть, даже каких-нибудь 20 лет назад хоть что-нибудь еще признавалось, кроме денег, так что человек и без денег, но с другими качествами мог рассчитывать хоть на какое-нибудь уважение; ну, а теперь ни-ни. Теперь надо накопить денежки и завести как можно больше вещей, купить квартиру или хотя бы автомобиль, пусть и в кредит, тогда и можно рассчитывать хоть на какое-нибудь уважение. И не только на уважение других, но даже на самоуважение нельзя иначе рассчитывать. Вам позволяются удивительные вещи, если у вас только есть деньги.

Воровать гадко, подло, — за это на галеры; российский буржуа многое готов простить, но не простит воровства, хотя бы вы или дети ваши умирали с голоду. Но если вы украдете из добродетели — о, вам тогда совершенно всё прощается. Вы, стало быть, хотите составить состояние и накопить много вещей, то есть исполнить, так сказать, долг природы и человечества. Воровство из высокой добродетели в высшей степени обеспечено, поощряется и необыкновенно прочно организовано.

Почему же российский буржуа до сих пор как будто чего-то трусит, как будто не в своей тарелке сидит? Чего ему беспокоиться? Чего бояться? Работников? Да ведь работники теперь тоже все в душе собственники: весь идеал их в том, чтоб стать собственником и накопить как можно больше вещей. Идеалов, которыми отечественный буржуа обязан своим братьям по капиталистическому интернационалу? Тех самых идеалов, на плечах которых буржуазия пришла в мир с народной стихией Великой французской революции — Liberté, Égalité, Fraternité? Так ведь всё это давно уже лопнуло, как мыльный пузырь, и кануло в Лету. В самом деле, что такое Liberté? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать всё что угодно в пределах закона. Когда можно делать всё что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает всё что угодно, а тот, с которым делают всё что угодно. Что ж из этого следует? А следует то, что кроме свободы есть еще равенство, и именно равенство перед законом. Про это равенство перед законом можно только сказать, что в том виде, в каком оно теперь прилагается, каждый россиянин может и должен принять его за личную для себя обиду. Что ж остается из формулы? Братство. Ну, эта статья самая курьезная и, надо признаться, до сих пор составляет главный камень преткновения. Негде взять братства, коли его нет в действительности.

Иванушка-дурачок, однако, не должен задумываться, и мало-помалу коллективный российский буржуа развел в государстве красноречие. Для сей цели в законодательном корпусе или где-то около оного содержатся специальные либеральные, а может быть, даже и не очень либеральные или совсем даже не либеральные депутаты, официозные буржуа или окружающий их бомонд — добровольные или на зарплате поддакивающие статисты и говорящие головы политического красноречия. Разумеется, чтоб они очень-то не заговаривались, приняты все надлежащие меры. Но поболтать позволяется. Каждые несколько лет, из года в год, а порой даже и круглогодично (короче говоря, чем чаще, тем лучше) обсуживаются важнейшие государственные вопросы, и россиянин сладко волнуется. Он знает, что будет красноречие, и рад. Разумеется, он очень хорошо знает, что будет только одно красноречие и больше ничего, что будут слова, слова и слова и что из слов этих решительно ничего не выйдет. Но он и этим очень, очень доволен. И сам первый находит всё это чрезвычайно благоразумным. И депутат всегда готов говорить речи для увеселения публики. Странное дело: ведь и сам он совершенно уверен, что из речей его ничего не выйдет, что всё это только одна шутка, шутка и больше ничего, невинная игра, маскарад, а между тем говорит, несколько лет сряду говорит, и прекрасно говорит, даже с большим удовольствием.

Иногда впрочем, когда начинаются дела поважнее, заводят и игру поважнее. В одно из собраний приводят самого президента. Президент вдруг начинает делать оппозицию, к совершенному испугу всех заседающих лиц, законодательных, исполнительных, судебных или и тех, и других сразу вместе. В зале торжественная тишина. Президент либеральничает, либо наоборот, консервативничает, президент не согласен с правительством, по его мнению, надо то-то и то-то. Разумеется, все аплодируют с восторгом, доходящим до неистовства.

По пятницам же и субботам молодая рабочая сила народа всю ночь до пяти часов празднует шабаш, то есть напиваются, как скоты, за всю неделю. Во всех пивных палатках и ночных клубах ярко и красиво сверкают огни и громко играет музыка. Точно бал устраивается для этих белых негров. Всё пьяно, с фальшивым весельем, мрачно, тяжело, и всё как-то странно молчаливо. Только иногда ругательства и кровавые потасовки нарушают эту подозрительную и грустно действующую на вас молчаливость. Всё это поскорей торопится напиться до потери сознания… Жены не отстают от мужей и напиваются вместе с мужьями. Тут уж вы видите даже и не народ, а потерю сознания, систематическую, покорную, поощряемую.

Наконец, российский официозный буржуа любит и считает священнейшим и необходимейшим делом читать при всяком удобном случае всем другим наставления. Он теперь властвует неограниченно; он сила; а сочинителишки водевилей и мелодрам всегда лакеи и всегда льстят силе. У всякого малодушного человека, не совсем уверенного в успехе своего дела, является мучительная потребность разуверять себя, ободрять себя, успокаивать. Он даже начинает верить в благоприятные приметы. Так точно и тут. В мелодраме же предлагаются высокие черты и высокие уроки. Нравится ему более всего политическое спокойствие и право копить себе деньги с целью устроить поспокойнее недра. В этом характере пишутся теперь и мелодрамы. Так его, буржуа, собственные наставления с благородством возвещаются лакеями искусства ему самому, ободряя и успокаивая его, и всем, кто его силе подчинен. Особенно наваристый мелкобуржуазный идеал, потребляемый народной массой, в паутине телевизионной сетки сериалов, ток-шоу и политических передач, ставших привычной ежедневной картинкой для десятков миллионов россиян. Пахнет этот навар также отвратительно, как и дешевая готовка на заросшей жиром кухне старого общежития. Но с запахом давно как-то свыклись.

***

Вот и всё, что весьма кратко и, надеемся, близко к правде, можно было бы сказать о современной буржуазной России. Всё же дотошный читатель задастся справедливым вопросом: а где же обещанный вами взгляд на современную Россию самого Достоевского? Дорогой читатель, так ведь это он, собственно, и был, мы лишь пересказали здесь самого Федора Михайловича, если быть точнее, главы V, VI и VII его «Зимних заметок о летних впечатлениях». Впрочем, чтобы предупредить претензию, заметим здесь только еще то, что, хотя разные буржуа могут говорить на разных национальных языках, отечества они, как известно, не имеют и потому национальный язык у них всегда уступает место языку денег, на котором они охотнее всего говорят сами в своем буржуазном интернационале. И не дожидаясь также обвинений в излишнем сгущении красок, отвечаем, что говорили ведь мы по существу, то есть высвечивая самую концентрированную суть рассматриваемого предмета.

Уважаемый читатель, скажи, ведь как же буржуа может допустить преподавать такое в школах его буржуазного отечества? Ведь это безумие! Никак нельзя!

P.S. Недавно в интервью Агентству городских новостей «Москва» президент Российской академии образования, заместитель председателя Общества русской словесности Людмила Вербицкая сказала следующее: «Я, например, абсолютно убеждена, что из школьной программы «Войну и мир» Льва Толстого, а также некоторые романы Федора Достоевского нужно убрать. Это глубокие философские произведения, с серьезными рассуждениями на разные темы. Не может ребенок понять всей их глубины».